Рябовы
Мой прадед, Николай Васильевич Рябов (1893-1987), много рассказывал внуку Саше о
прошлом. Например, о своем деде. Тот был
свободным крестьянином, хулиганистого нрава. Купил у барина крепостную девку с
кудрявыми волосами. (От нее мы все кудрявые.)) Младший их сын, Василий, женился
против воли отца, за это отец не дал им ни копейки, но сумел разбогатеть. (Семейная легенда: однажды Васе было скучно.
Решил он с друзьями поиграть в похороны (свои). Тогда гробы имелись в каждой
избе. Лег в гроб, сделали два круга по деревне, всех напугали.))
У Василия была фамилия Червяков, и старший его сын, Иван, унаследовал ту же фамилию. Но два младших брата, Федор и Николай, записаны уже Рябовыми, т.к. отец был рябой! Их семья уехала из деревни Плосково Станковской волости Вязниковского уезда, когда третий раз завистники сожгли их большой красивый дом. Уехали в Вязники. Там работали на ткацкой фабрике у Сенькова.
Николай Васильевич работал с 10 лет,
получал 25 рублей (корова, например, стоила 5 руб., сапоги 3 руб.). На весь
город было 4 полицейских. Николай был грамотный, хорошо писал (закончил
церковно-приходскую школу и школу рабочей молодежи (ШРМ)). Играл в актерском
кружке (их возили к Станиславскому на стажировку). У Николая оба брата были
революционерами, старший, Федор Червяков, был эсер, участвовал в стачках и
забастовках. Сидел во Владимирском централе с М. Фрунзе. После революции его
сослали на два года в Соловки. Он написал Фрунзе, тот дал «маляву» в Ленинград
Зиновьеву с просьбой помочь. Умер брат-эсер в 1942 году в блокадном Ленинграде,
от голода… Осталась там родня.
Вообще, революционное движение в Вязниках было представлено в основном меньшевиками. Даже Сергей Сеньков, фабрикант, им сочувствовал. Поэтому после революции он сразу отписал дом, фабрику, а сам уехал в Италию.
Краевед Владимир Цыплев:
«Я знаю, что Николая Васильевича Рябова в мою пору горком сделал
настоящим коммунистом, а до этого он был ближе, а одно время состоял в той
фракции, которую именовали меньшевиками, да и весь Вязниковский Совет
был меньшевистский, это малость потом подкорректировали уже в мое время,
из их когорты был застреленный на Пролетарской улице полицией Жуков (я учился в
одном классе с его внучатым племянником). Они, в том, числе и Николай
Васильевич шли из Ефимиевского оврага с маевки - 1 мая, они все были еще тогда
"меньшевиками"... Вот это корректировку я хорошо помню, поскольку
настоящих большевиков было лишь несколько - братья Сергиевские, у которых была
справка из сумасшедшего дома, кто-то у них там периодически лечился. Все
остальные были меньшевиками, самое смешное, что к меньшевикам примыкал
даже фабрикант Сергей Иванович Сеньков. На сходки он не ходил, но взглядов
был тех же - за справедливость, потому его потом не репрессировали, дом он
отдал под управу ЧК, картины в музей, он уехал в Италию много позднее и
добровольно, прост о, вслед за детьми...»
Николай Васильевич служил в Первую мировую войну на Западном фронте, развозил почту. Имел награды - два георгиевских креста. После революции женился на дочери купца Клюшенкова Людмиле Михайловне. Работы не было в Вязниках, и Людмила Михайловна, Люма, как звали ее домашние, обратилась к подруге, муж которой занимал высокий пост (комиссаром был или что-то вроде того). Поэтому дали Рябову направление в Златоуст, на Урал, в штаб Красной армии. Ехали они туда долго. С собой Люма захватила побольше иголок, которые продавали местным крестьянам, вернее, меняли иголки на еду. В Златоусте Николая назначили начальником штаба батальона, но впоследствии, видя его безукоризненную честность, повысили до начальника штаба полка. В Златоусте случилось восстание крестьян и рабочих. Голодные крестьяне, замученные постоянными поборами и голодом, пошли на сопротивление новой власти. Восстание было жестоко подавлено. У крестьян не было патронов, ЧК расстреливал их из пулеметов. 20 тысяч человек было уничтожено, остальные, женщины и дети, умерли с голоду. Это произвело сильное впечатление на Николая Васильевича, он взял отпуск и с беременной женой поехал в Вязники, обратно в Златоуст он уже не вернулся. (Вспоминал о своем коне, белом ахалтекинце, который был застрелен в бою). Это был уже 1921 год (родилась Юля).
В Вязниках долго был безработным. Жили на золото и другие сбережения жены. На ее каракулевую шубу и построили дом на улице Октябрьской. Кроме драгоценностей (например, рубиновая брошь в виде грозди смородины), были и старинные иконы, но, к сожалению, ничего до наших дней не сохранилось...
Потом Николай Васильевич снова работал
на ткацкой фабрике. Учился, стал мастером. (При Сталине отпуск после родов был
две недели, потом женщина должна была выйти на работу, на полный рабочий день.
За опоздание давали 2 года лагерей.) Прадед таких женщин не отмечал, не
доносил, уходил из цеха. В ВОВ служил в тыловых частях, на укреплениях. Прожил
Николай Васильевич 94 года, умер в 1987 году.
Дочери Николая Васильевича и Людмилы
Михайловны, Юля (1921 г.р.)
и Оля (1924 г.р.)
стали учительницами. Юля вышла замуж за военного,
Алексея Науменко, уехала, но затем вернулась в Вязники. Воспитала двух детей –
Игоря и Ларису. Умерла в 90 лет в январе 2012 года.
Оля, Ольга Николаевна (моя бабушка), с отличием закончила среднюю школу и поступила в Нижегородский мед.институт, где проучилась 1 курс. Но началась война; узнав, что в Вязниках умирает от голода мама, Ольга возвращается обратно, бросив учебу. Сдав кровь, она покупает продукты и выхаживает мать. В районном отделе народ. образования, ей дают направление на работу в сельскую школу, учителем начальных классов. Председатель, узнав о том, что семья молоденькой учительницы голодает, дает ей три мешка картошки и подводу до Вязников. Так Ольга спасла от смерти маму.
В Вязниках она закончила пед.училище и продолжила учить детишек в сельской школе. Однажды, уже после войны, по пути в деревню, на работу, она знакомится с Григорием Дмитриевым, молодым учителем, прошедшим войну. В 1947 году Ольга и Григорий сыграют свадьбу. У них родится трое детей: Таня, Саша и Люда. В детстве Саша часто жил в Вязниках, в доме деда и бабушки на улице Октябрьской. Внук Саша Дмитриев вспоминает:
«В бабушкиной семье четко придерживались старых купеческих традиций обедов и ужинов всей семьей, с пирогами, чаем из самовара. Однажды бабушка попросила меня, пятилетнего, набрать щепочек для самовара во дворе. Дворы тогда были чистые, и щепочек было мало. Набрал я штук пять и думаю: «Вот, как мало набрал, бабушка расстроится…» Взял и, недолго думая, положил в корзинку кирпичей и камушков, а сверху красиво разложил щепочки. «Ой, внучек, какой молодец, сколько щепочек ты набрал», - обрадовалась бабушка. Перевернула корзинку на стол и …горько заплакала. Так я понял, что обманывать нехорошо!»